Осколки прошлого: как американец борется за сохранение алматинской мозаики

Американец Дэнис Кин пытается популяризировать и сохранить образцы монументального казахстанского искусства, которое не ценятся на родине, - сообщает Sputnik,  Дэнис Кин на пару секунд застывает у большой мозаичной композиции возле входа в гостиницу "Алматы" – разглядывает в который уже раз, будто в первый.

Два больших мозаичных панно по обе стороны от входа – одна из причин нашей встречи. Дэнис – поклонник советско-казахстанского монументального искусства и последовательный его защитник. Его сайт monumentalalmaty.com, по сути, самый полный любительский каталог мозаик, барельефов, витражных стекол и прочих декоративных произведений ушедшей эпохи – так Дэнис Кин пытается их популяризировать и сохранить.

Удивительно, что именно гражданин США, пусть и переехавший к нам "насовсем", вдохновлен тем, что большинство из нас даже не замечает, считая ничем не выдающейся частью городского пейзажа. Поговорить успеваем на ходу – Кин торопится. Человек он занятой: ведет программу о Казахстане на отечественном спутниковом телеканале, проводит экскурсии для интуристов по Алматы, а сегодня читает лекцию по приглашению одного из университетов – конечно же, лекция для наших студентов о нашем же искусстве. Бывает и такое.

Кин впервые посетил Алматы больше 15 лет назад, когда прилетел, участвуя в программе по обмену студентами. Здесь он учил казахский и русский языки, жил в местной семье и настолько проникся чужой вроде бы страной, что через несколько лет сделал ее своей и вернулся – жить и работать.

"У американских родителей другая психология. Они воспитывают в детях самостоятельность и готовы принять очень многие обстоятельства, если ребенок счастлив", — объясняет мой собеседник причину, по которой его отпустили жить так далеко.

К жизни в Штатах он настолько привык, что там его уже ничем не удивить. Наша же страна не исчерпала запаса поразительного. Одно из них – прекрасная мозаика, которая, будто спрятанный самим временем клад, может обнаружиться в самых неожиданных местах.

"Мозаика привлекла меня, потому что в Америке такого нет вообще. Есть граффити, у нас в Лос-Анджелесе красивые росписи мексиканских художников. Но там я не обращал на все это внимания. А когда приехал сюда как турист… вы же знаете, что восприятие туриста отличается – вы обращаете внимание на все. И уже в первое лето, которое я провел здесь, заметил мозаику повсюду. Я захотел узнать – кто это сделал, как, когда?! Но информации было очень мало. И поэтому начал этот проект", — рассказывает Кин и советует съездить в место неочевидное — алматинский противотуберкулезный диспансер. Там есть интереснейший и малоизвестный образец, обещает он.

Но пока сосредотачиваемся на мозаичном изображении, что перед нами. Дэнис считает композицию "Енлик-Кебек" – одной из самых интересных: по сути, это целая история, основанная на известной казахской поэме о джигите Кебеке и его возлюбленной Енлик. Композиция не хаотична, как может показаться на первый взгляд: она подчинена линейному сюжету: вот возлюбленные хотят быть вместе, но есть враг и препоны, вот герой убивает неприятеля, Енлик и Кебек снова вместе. Когда-то трагедию на основе народного сказания написал Мухтар Ауэзов, долгие годы она ставилась в театрах страны. В 1965 году художники Молдахмет Кенбаев и Николай Цивчинский воспроизведут сюжет из то ли керамических, то ли стеклянных осколков у входа в гостиницу "Алматы".

"Показываю эту мозаику, и каждый турист удивляется, когда это видит", — рассказывает Кин.

Слева от входа – композиция с другими стилем, техникой и даже материалами. Автор Владимир Твердохлебов — один из последних алматинских мастеров — сделал панно в 2004 году. С Твердохлебовым мы поговорим чуть позже. А пока продолжаем небольшую экскурсию с Дэнисом – и нашему гиду вскоре приходится поволноваться.

Мы подходим к фонтану на улице Абылай хана близ пересечения с улицей Кабанбай батыра. Маленький фонтанчик оказался на реставрации и укрыт строительными полотнами. Дэнис явно взволнован, он торопливо приоткрывает "занавес". Фонтанчик, в котором барельефные элементы украшены мозаикой, не работает и усыпан рабочей пылью.

"Фонтан на месте останется", — успокаивает озадаченно замолчавшего Дэниса рабочий. Автор фонтана Павел Шорохов. С ним, говорят рабочие, идет постоянное обсуждение реконструкции.

Дэнис рассказывает: очень много работ из мозаики когда-то делалось в Караганде, была она и в Астане, точнее, тогда еще Целинограде. Но мозаике там "не повезло":

"В Астане, когда этот город был еще Целиноградом, было много мозаики. Но сейчас она почти вся разрушена, потому что думали – зачем нам старое, все должно быть новое. Из-за того, что столицу перенесли из Алматы в Астану, здесь мозаика очень хорошо сохранилась", — говорит он.

Едем с Дэнисом к университету KIMEP. "Нет там никакой мозаики", — пытаюсь вспомнить я. Оказывается, она на самом видном месте. И это удивительно: была здесь долгие годы, но оставалась мною незамеченной.

"Она сделана в 1994 году. Это не советская работа. Но можно ее назвать последней советской мозаикой, потому что у художника Канапии Оспанова было советское образование, смальта (кубики из стекла для мозаики), наверняка, была из запаса Союза художников. Да и по технике она советская. Но здесь более выражена национальная тема. Это были первые годы Независимости. Автор хотел показать казахскую историю", — вновь становится нашим гидом Дэнис.

В этот день история с университетом повторялась: поездив немного по городу по карте Дэниса, мы натыкались на цветные изображения из смальты в самых неожиданных для нас местах. Алматинская мозаика настолько въелась в городскую среду, что может совсем не бросаться в глаза.

А в противотуберкулезный диспансер мы съездили. Дэнис оказался прав – на сером побитом временем здании на полстены развернулась сотканная из осколков картина: пациент получает пиалу, как сообщил Кин, кумыса.

Этим напитком из кобыльего молока раньше лечили туберкулез. Американец вспоминает: когда впервые подошел с расспросами к сотрудникам диспансера, от него отмахнулись. "Мы врачи, какое нам дело до этих рисунков?" — сказали ему. Дэнис улыбается, рассказывая об этом, но явно иронизируя — люди не замечают красоту вокруг, и это его печалит.

Мы с художником-монументалистом Владимиром Твердохлебовым, автором мозаики на знаменитом алматинском фонтане "Знаки Зодиака", пытаемся эту самую мозаику, положенную в далеком 1980 году, разглядеть. Погода солнечная, вода прозрачная, но смальты почти не видно: фонтан, по словам собеседника, чистят очень редко, и композиция под слоем зеленого непроглядного налета. Но ничего – мозаичные портреты светил науки в Доме ученых поблизости от фонтана разглядеть не составляет труда, нам даже разрешают эти портреты сфотографировать. Твердохлебов когда-то был здесь главным художником комплексного оформления.

Спрашиваю про смальту – как художники подбирают цвета и, вообще, как эта самая смальта оказывалась в их распоряжении? На все вопросы есть ответы. Смальта – это стеклянные осколки с разными добавками для цвета. Отливается в виде плиточек, художник крошит их на нужные фрагменты уже сам с помощью специального инструмента. Владимир Сергеевич рассказывает, что процесс создания мозаичных панно был трудоемким и занимал много времени.

"За смальтой художник ездил сам. Ее в Казахстане не делали. Например, для Дома культуры Алматинского хлопчатобумажного комбината и для этого фонтана "Знаки Зодиака" я ездил на завод в украинский Киев, или Лисичанск, или завод "Неман" в Беларуси, туда, где делали стекло. Но перед этим создается эскиз в цвете, затем большой "картон" – это картина в натуральную величину. Потом я разбираю, какая у меня палитра, рассчитываю количество смальты, которое мне нужно. Приблизительно определяю: например, норма на квадратный метр – 40 килограммов, на бой, на все остальное нужно еще, и получается 60 килограммов на "квадрат" примерно. Со всеми этими бумагами еду на завод, там помогают этот цвет отлить. Все упаковываю, и поездом смальта доставляется сюда. Здесь уже работаем", — говорит мой 81-летний собеседник. И развеивает сомнения: производством смальты занимались обычные стекольные заводы, а не специальные предприятия. Смальта считалась неким "побочным" и совсем не главным продуктом.

Он рассказывает: мозаику обычно набирали не авторы-художники, а специальные бригады, работающие в художественном комбинате "Онер" (каз. "өнер" – искусство – Sputnik). Презентация идеи руководству до сдачи, например, мозаики на стене гостиницы "Алматы" заняла полгода.

"У нас были бригады-исполнители. Я делал творческую часть – эскиз, "картон", контролировал всю работу. А были бригады-исполнители. Я сам выбирал себе бригаду – я знал, где люди ответственные, не пьют, чего-то лишнего не позволяют. Всегда таких людей выбирал. Но если меня кто-то подведет, ответственность все равно моя", — рассказывает Твердохлебов.

Бригады могли работать на нескольких объектах сразу. На вопрос, могли ли в тихой гавани художественного комбината под видом "идеологически надежных", с точки зрения государства, художников скрываться вольнодумцы, пытающиеся стеклянными осколками закамуфлировать тягу к "абстракционизму" и прочему отрицанию крайне рекомендуемого искусства, Твердохлебов говорит – возможно.

"Какие-то маленькие заказы были. Я даже многого не знаю: Дэнис Кин обнаружил много мозаик в маленьких предприятиях, которые были только для своих работников, они не работали на город, на страну. И художник мог на какую-то свободную тему работу сделать. Такое было", — отвечает он.

Владимир Сергеевич признается — его вид искусства в Союзе художников не очень серьезно воспринимался еще тогда, во времена СССР, да и чиновничество зачастую обделяло вниманием: "Мы всегда пытались преодолеть этот стереотип – якобы, художник — это тот, кто занимается станковыми видами искусства. А монументальное искусство – к нему несерьезно относились. Но все виды искусства достойны внимания".

В словах мастера чувствуется немного старая обида. Оживляется, лишь когда слышит следующий мой вопрос: была ли мозаика осознанным и неосознанным способом бежать от серости типовых архитектурных советских решений?

"Конечно! Типовые решения были очень скромными. Послевоенное время, люди не имели жилья. Но места для проведения клубных мероприятий, показов фильмов любое маленькое поселение должно было иметь. Обязательно привлекали художников. В бюджете прибыльных предприятий закладывались средства на художественное оформление", — говорит он.

Несмотря на определенный спрос на творчество художественного комбината в советское время, больших денег Твердохлебов за свою жизнь не заработал. А сейчас вынужден с сожалением наблюдать за полной невостребованностью дела всей жизни.

"Странно, что в Казахстане мозаика непопулярной стала. Да, это такая трудоемкая работа – а сейчас художники любят срубить деньги сразу. Но мозаика – не ушедший вид искусства. Я думаю, что она вернется. Просто жалко, что в Казахстане он не популярен. А, например, в Узбекистане, там же идет реставрация древних памятников архитектуры, и там это очень популярно. В Казахстане все зависит от того, как большое начальство к этому относится", — говорит заслуженный деятель искусств. Потом мы обсуждаем соломенную Белку, огонь в сердце Дэниса Кина и прощаемся.

Владимир Сергеевич уходит. Кажется, наш разговор был ему приятен. Просто потому, что мы говорили о его любимом деле — создании произведений искусства из стеклянных пикселей побочного происхождения, благодаря долговечности и превосходной сохранности, будто застывших во времени.

фото Sputnik,  автор Сергей Ким