А не потеряться ли туристу теперь и в Алматы?
"Февраль! Достать чернил и плакать"...
Это обо мне строчку написал Борис Леонидович. "Чернила" нужны, чтобы рисовать мне на лбу маршруты, а "плакать" я сейчас расскажу, почему.
Скрытый дефект мозга заставляет меня теряться в незнакомых городах в феврале. Науке ещё предстоит объяснить, почему именно в этот месяц на меня нападает топографический кретинизм.
Первый раз в феврале я потерялся в Одессе. Тем тёплым зимним днём я уже практически добрался из Ильичёвского грузового порта в гостиницу, но по пути попался кабачок с пивом. Стёртые каменные ступеньки, казалось, ещё хранили следы матросов с броненосца "Князь Потёмкин-Таврический". Пиво тоже оказалось свежим и совершенно естественно, что спустя час мне срочно потребовалось в порт, провожать корабли. Местные любезно указали направление и ускорение: "Тудой! Мелкой рысью" и я пошёл махать платочком алым парусам.
Где-то не доходя до Канатной, романтика вчистую проиграла пиву и мне пришлось свернуть к стадиону. Там я и потерялся. Два похмельных одессита за бутылку "Берёзки" вывели меня обратно к людям, успокоив, что в парке Шевченка терялись и более достойные люди. Как то раз там потерялся Юрий Олеша и этот эпизод нашёл своё отражение в "Трёх толстяках".
Второй раз в феврале я потерялся в Ленинграде. Там меня подвела дедукция. Пролазив три часа в военно-морском музее, я решил прогуляться по Васильевскому острову. Через какое-то время я обратил внимание, что некотороые булыжники на мостовой чуть светлее остальных. Вообразив, что эти светлые булыжники ведут к какой-то тайне, я оказался посередине Васьки в каком-то немыслимо старом районе. Дома, похоже, не менялись со времён императрицы Екатерины II. Один раз мне показалось, что рядом процокали лошади, запряжённые в карету. Слегка напуганный, я заметался в каменных колодцах петербургских дворов в надежде встретить городового.
Нашёл меня в тот раз кот. Нет, не коп. Кот. А в Ленинграде на Васильевском острове к каждому дворовому коту полагается интеллигентная старушка с добрыми глазами. Екатерина Евгеньевна познакомила меня с котом и напоила дома чаем с брусникой. Подождав, пока я обсохну и согреюсь, она двумя проходными дворами, по которым когда-то бегал с топором Раскольников, вывела меня к метро и перекрестила на прощанье.
Но лучше всего в феврале я потерялся в Гамбурге. Далеко за полночь, после дискотеки "Hanza Records", распевая "Ю май хат, ю май соул", я неизвестно как очутился в тихом бюргерском квартале из аккуратных белых домиков, словно сошедших с полотен импрессионистов. Дело было в начале 90-х, на первой волне турецкой иммиграции, поэтому заблудившийся азиат у местных ни удивления, ни сочувствия не вызывали. Попытки сменить репертуар на песни популярных советских исполнителей энтузиазма у немцев не вызвали, но зато они вызвали полицию.
По-немецки вежливо и деловито копы доставили меня в гостиницу, огорчив по пути на несколько марок. Удивительно, что оштрафовали меня не за то, что я распевал в час ночи "Беловежскую Пущу" с бутылкой виски в руке, а за переход улицы в неположенном месте.
Этим февралём я собираюсь в Алма-Ату. Не подскажите, где сейчас в нашей южной столице можно интересно потеряться?
Текст: Аслан Утеулин